– Опасность! На коней! – прошипел он, как змей, и мигом взлетел на своего вороного.

Себальд и Геррик, опытные воины, не стали расспрашивать, что да почему. Несколько мгновений – и они уже были в седлах. Хаго и Горст немедленно последовали их примеру, только Малхас стал быстро снимать изрядно подкоптившиеся куски мяса и кидать их в свою дорожную сумку. Его душа не могла вынести такой потери: еще чего – отдать харчи за здорово живешь каким-то негодяям! (Себя он, конечно, считал благородным рыцарем.)

Задержка оказалась фатальной для Малхаса. Рыцари уже выехали на дорогу, а Андреас придерживал коня товарища, дожидаясь своего «добытчика». Он не мог его оставить, не имел права.

Оборванцы, галдя как стадо гусей, выскочили, словно бесы из преисподней. Часть их набросилась на Малхаса, и тот начал остервенело рубиться, защищая сумку с провизией. А остальные схватили поводья вороного Андреаса и попытались стащить седока на землю. Но не тут-то было. Грек вертелся как юла, и его парамерион[87] косил разбойников, словно крестьянский серп пшеничные колосья.

Рыцари оглянулись, увидели, что творится возле костра, и, не сговариваясь, повернули коней обратно. Мечи в их руках сверкнули молниями, и они налетели на разбойников как ураган.

– Sancta Rosa![88] – взревел свой боевой клич Геррик, рубя направо и налево.

– Deus vult![89] – яростно вторил ему Себальд, вспомнив свое боевое прошлое.

Горст тоже бросился в схватку – он был обязан защищать спину своему господину. Что касается Хаго, то юный воришка не полез в заваруху, – еще чего; у рыцарей своя свадьба, у него своя, но и в стороне не остался. Прятаться было не в его характере.

Хаго заметил основное: атаман шайки был мозгом разбойников. Он не вступил в схватку с франками и ромеями-проводниками, а стоял несколько поодаль и руководил боем. Мало того, хитрый атаман добрый десяток своих псов оставил при себе. Похоже, это были главные силы шайки. Эти разбойники и вооружены были неплохо.

Мальчик принял решение незамедлительно. Глядя на атамана разбойников, он быстро сообразил, что нужно делать.

Хаго невольно вспомнил свою одну-единственную игрушку, которую ему смастерил отец. Это была деревянная лошадка, но ее требовалось собирать из многих частей. После того как игрушка была собрана, ее запирал «замочек» – всего-навсего штырек, который вставлялся в отверстие, тем самым не позволяя лошадке распасться.

Атаман шайки как раз и был таким «штырьком». Только его твердая воля бросала в бой оборванцев. Наверное, они уже дали бы деру, потому что и франки, и ромеи сражались ожесточенно и не думали сдаваться на милость победителей.

Уже несколько разбойников отправились на встречу с Всевышним, много было раненых, но атаман не давал сигнал отступать. А уклониться от схватки значило подписать себе смертный приговор: атаман был очень жесток и держал своих подручных в ежовых рукавицах.

Хаго похлопал свою лошадку по шее, успокаивая ее, – кровь и схватка с ее боевыми кличами, стонами раненых и предсмертными криками разбойников действовали на нее возбуждающе. Лошадка всхрапывала, раздувая ноздри, и рвалась куда-то вперед, да с такой силой, что Хаго едва удерживал поводья.

Приготовив свой арбалет, мальчик ударил лошадку под бока и направил ее в сторону атамана, окруженного разбойниками; они были готовы в любой момент вступить в бой. Ему еще никогда не приходилось стрелять на скаку, он боялся, что промажет, поэтому Хаго резко осадил лошадку неподалеку от бугра, где сгрудились ловцы удачи на большой дороге. Она встала как вкопанная, будто поняла замысел хозяина.

Атаман резко обернулся к нему, на какое-то время их взгляды встретились, вернее сшиблись, и разбились, как показалось мальчику, со стеклянным звоном, а затем Хаго нажал на спусковой рычаг. Арбалетный болт вошел в горло предводителя разбойников почти по оперение. С такого малого расстояния мальчик никогда не промахивался.

Тем не менее выстрел был большой удачей. Юный стрелок сразу заметил, что атаман, в отличие от остальных разбойников, которые не имели защитного снаряжения, поддел под кафтан длинную кольчугу. А значит, нужно было целиться в открытые места на его теле. Что Хаго и сделал.

Атаман упал, окружавшие его разбойники завыли, как волки. Хаго не стал дожидаться, пока они набросятся на него. Развернув лошадку, мальчик умчался к рыцарям, которые уже начали одолевать своих противников.

Известие о смерти атамана не добавило им храбрости. Едва эта весть дошла до них, разбойники бросились врассыпную и исчезли в зарослях. Немного поколебавшись, за ними последовало и отборное «войско» предводителя.

Один из разбойников попытался позвать товарищей на помощь, чтобы унести тело атамана с собой, но его грозно одернули – с какой стати? Человека, от которого отвернулась удача, и хоронить незачем… Тогда разбойник быстро срезал с пояса атамана кошелек и юркнул в кусты догонять остальных.

Преследовать разбойников рыцари не стали. Хаго радовался – вовремя выдернутый штырек-замочек сработал! С виду крепко сбитая шайка грабителей и убийц мигом развалилась на части. Оказалось, что атамана разбойники боялись больше смерти…

– Знакомый почерк! – воскликнул Себальд, осматривая тело предводителя разбойников.

Он потрогал арбалетный болт, который торчал в горле атамана, и спросил Хаго:

– Твоя работа?

– Моя, – скромно потупившись, ответил мальчик.

– Святая Пятница! Видит Господь, лучшего пажа, чем ты, малыш, я не желаю. Ты уже несколько раз выручал меня из большой беды. Уж не знаю, кого благодарить за наше знакомство…

«Знал бы ты, кто этот благодетель… – мысленно рассмеялся Хаго. – Херр Альдульф похож на доброго самаритянина, как свинья на коня».

– Твой выстрел пришелся в самое сердце гадины, – продолжал Себальд, – которая уже обвила нас своими скользкими кольцами. Признаюсь, я уже начал уставать. Похоже, большинство разбойников – армейские дезертиры, поэтому дрались они со знанием дела. С бывшими солдатами лучше не связываться, сожрут с потрохами. Но ты поразил их атамана, как святой Георгий коварного Змия. И этим спас всем нам жизни. Deus vult! – вскричал Себальд и отсалютовал Хаго мечом.

Его примеру последовал и Геррик. Хаго ему нравился, но что-то в нем рыцаря настораживало.

В юном паже Себальда не было мальчишеской открытости, прозрачности, его взгляд всегда ускользал, так что заглянуть ему в глаза представлялось нелегкой задачей. На лице Хаго постоянно блуждала простодушная улыбка, но Геррик не очень верил в его наивность. Мальчишка был как шкатулка с двойным дном. Даже хитрец Горст не мог его раскусить, хотя они много времени проводили вместе.

Что касается Андреаса и Малхаса, то они были заняты – обшаривали одежду мертвых разбойников, а тех, кто еще подавал признаки